Коляска подкатила к причалу, и выбравшийся оттуда элегантно одетый человек в цилиндре не мог быть не кем иным, как Джефферсоном Э. Дэвисом, избранным президентом мятежных штатов. Кратко переговорив с одним из ожидавших его офицеров, он в одиночестве зашагал к только что спущенным с корабля сходням. Но перед ними на миг замешкался.

Президент Линкольн, ожидавший его на другом конце, без колебаний двинулся навстречу. Впервые после начала войны ступил он на землю Юга. И заговорил, оборвав затянувшееся молчание:

– Мистер Дэвис, вы проявили отвагу и мужество, устроив эту встречу. Благодарю вас.

– А я благодарю вас, мистер Линкольн, за немедленный отклик и отвагу, позволившую вам явиться в самое сердце Виргинии.

Его слова заставили Линкольна улыбнуться.

– Я вовсе не чужак в этих краях. Мой дед Авраам, в честь которого меня и назвали, родом из Виргинии. Так что я чувствую, что вернулся на родину.

– Знаю, сэр, ибо тоже родился здесь. Полагаю, мы родились не далее ста миль друг от друга. Вообще-то я человек не суеверный, но в данном случае не могу не усмотреть в этом десницу судьбы.

Оба погрузились в молчание, испытывая некоторую нерешительность. Уж слишком многое их разделяло. Линкольн – человек, навлекший на Юг войну и гибель. Дэвис – рабовладелец и угнетатель. Но дальше так продолжаться не должно – дальше так продолжаться просто не может.

Оба одновременно шагнули вперед. Одновременно протянули друг другу руки для пожатия, в один и тот же миг приняв одинаковые решения. У Николая вдруг сперло дыхание, он видел происходящее и не верил собственным глазам.

– Поднимайтесь на судно, сэр, – пригласил Линкольн. – Уйдем с солнца.

Николай шагнул в сторону, уступая дорогу двум президентам, поднявшимся по сходням на пароход.

– Мы будем в главном салоне. Прошу нас не беспокоить, – распорядился Линкольн. Оба секретаря молча кивнули. – То есть до прибытия генерала Шермана и его встречи с генералом Ли. Затем будьте добры пригласить их к нам.

Бережно, по-дружески поддерживая Дэвиса под локоть, Линкольн проводил его в салон – с низким потолком, но комфортабельный – и закрыл за собой дверь.

– Эх, быть бы мухой, чтобы пробраться туда хоть через щелочку! – сказал Николай, в искреннем отчаянии заламывая руки. Хей кивнул, соглашаясь.

– В свое время все услышим. А теперь давай поищем укрытие от неистового виргинского солнца.

Несмотря на жару, иллюминаторы были закрыты, чтобы ни одно слово не достигло чужих ушей. Сбросив фрак, Линкольн опустился в удобное кресло, привинченное к палубе. Дэвис поколебался, начал расстегивать фрак, но затем снова застегнулся. Быть может, церемонии можно на время забыть, как и многое другое, благодаря чему эта встреча стала возможной, но, будучи строгим блюстителем приличий, он не мог запросто отмахнуться от привычек, ставших второй натурой. И остался во фраке. Снова поколебался, потом достал из кармана фрака очки с сильно затемненными стеклами и надел, чтобы защитить воспаленные глаза. Потом поинтересовался:

– Как война на севере, сэр? Нет ли новостей?

– Никаких, кроме той, что там сейчас идут отчаянные бои. Прежде чем вступить в схватку с врагом, генерал Грант телеграфировал мне, что отходит на заранее подготовленные позиции. Добавил, что больше не отступит и не допустит поражения.

– Вы уж ему поверьте. Мы в Шайло не верили. Нам пришлось заплатить десятью тысячами убитых за доказательство его правоты.

– И к тому же двенадцатью тысячами наших. – Вспомнив об этом, Линкольн сорвался на ноги, неловко пересек тесный салон и вернулся обратно. – Душа моя полна изумлением и надеждой. Мы вместе столкнулись с общим врагом…

– Ради поражения и уничтожения которого должны объединиться.

– Поддерживаю всем сердцем. Мы обязаны ухватиться за это перемирие и каким-то образом обратить его в мирный союз, который позволит нам одолеть нашего совокупного врага. Пойдут ли ваши южные войска на подобный договор?

– С радостью. Прежде всего, несмотря на ужасы и гибель, обрушенную на штаты этой междуусобицей, до сей поры то была война солдата против солдата. Теперь ситуация разительно переменилась. Чужеземная держава не только вторглась на нашу землю, но и надругалась над нашими женщинами. Они должны быть отомщены.

– Так и будет. Чему было положено отличное начало, когда наши объединенные войска атаковали и уничтожили захватчиков.

– Но не всех. Многие ускользнули морем. Пока ваш броненосец и ваши суда были заняты боем, изрядная часть вражеского флота рассеялась. Таким образом, захватчики ускользнули во второй раз. Эти войска британцы наверняка пустят в ход, чтобы усилить полки, ведущие наступление на штат Нью-Йорк.

– Присоединитесь ли вы к нам, чтобы дать им отпор? – Еще не договорив, Линкольн осознал, насколько чреват последствиями этот вопрос, насколько веским и судьбоносным может стать ответ.

– Конечно же, мистер Линкольн, – не задумываясь, ответил Дэвис. – Отказ лег бы на честь Юга несмываемым пятном. Достойные мужи Севера под командованием генерала Шермана пали в битве при Билокси, и мы обязаны почтить их память. Мы не просим, чтобы другие бились за нас, но с радостью поможем соотечественникам одолеть врага, вторгшегося в наши общие пределы.

Линкольн опустился в свое кресло, внезапно ощутив усталость, будто нарубил вязанку дров.

– Вы понимаете, насколько важно только что сказанное вами?

– Да.

– Вместо того, чтобы убивать друг друга, мы станем рука об руку убивать тех, кто вторгся в нашу страну.

– Именно так я это и вижу. А поскольку наши армии ныне слились воедино, мы обязаны подумать о военнопленных, захваченных обеими сторонами.

– Ну конечно! Наш первый совместный приказ провозгласит об открытии тюрем, чтобы пленные могли вернуться по домам. Это будет не только практичным, но и гуманным поступком. А также символом перемены в наших отношениях. До тех пор, пока мы доверяем друг другу, нас ждет успех.

Авраам Линкольн пятерней прочесал свои всклокоченные волосы, будто хотел привести в порядок несущиеся галопом мысли.

– Джефферсон, после того что мы сказали друг другу, я просто вынужден открыть вам сокровеннейшие мысли, потаеннейшие чаяния. Я бы хотел снова видеть Союз единым, но говорить об этом сейчас не буду. Куда важнее, что мне хотелось бы окончательно положить конец братоубийственной войне. Уверен, когда она началась, никто из нас и не воображал, какие ужасы грядут. Теперь внезапно наступил мир и единство, которые продержатся, пока мы воюем с общим врагом. Врагом, которого одолеем. И тогда?..

Поджатые губы Дэвиса вытянулись в ниточку.

– И тогда аболиционисты снова перейдут к нападкам и угрозам. Повод, повлекший войну, отнюдь не исчез. Мы готовы лишиться жизни, но не чести. На Севере есть люди, которые этого не допустят. Как только наш общий враг будет разбит, они снова набросятся на нас. Однажды они уже оттолкнули нас от Союза и наверняка не остановятся перед этим в другой раз.

– А ваши плантаторы пообещают положить собственные жизни и жизни многих других во имя дарованного Богом права порабощать других людей.

– Правда. Наш стиль жизни и дело Юга есть скала, на которой мы стоим.

– Вы по-прежнему беретесь утверждать подобное после того, как под Шайло полегли двадцать две тысячи человек? Неужели брат и дальше должен убивать брата, пока наша земля не захлебнется кровью?

Сняв темные очки, Дэвис промокнул платком слезящиеся глаза.

– В данный момент они не убивают друг друга.

– Так должно быть и впредь. Давайте на время забудем о том, что нас разделяет, и вспомним о том, что нас связывает. Мы бьемся рука об руку и должны отыскать способ уберечь единство. Лично я пойду на все, лишь бы помешать недавней войне разгореться снова. Она не должна повториться! Я сажал редакторов в тюрьмы, – некоторые не вышли на свободу по сей день, – чтобы утихомирить голоса, выступающие против моей политики. С равным успехом я могу бросить за решетку воинствующих аболиционистов, если таковые будут угрожать нашему возрожденному единству. Можете ли вы поступить подобным образом?