– Рад познакомиться, полковник. Надеюсь, ваше выздоровление идет хорошо.

– Отлично, спасибо, сэр, – хриплым шепотом ответил тот.

– А на что вы хотите потратить золото нашей нации?

– На оружие, сэр. Современные винтовки, и притом заряжающиеся с казенника. – Он притронулся к своей шее. – Вроде той, что сделала это. С расстояния в сотни ярдов.

– Вы, сэр, – вспылил Пальмерстон, – вы считаете, что страна не смогла хорошо обеспечить свои войска?!

– Нет, сэр, я вовсе не подразумеваю этого. Я хочу сказать, что войска, в том числе и я, довольствовались статус-кво и слишком мало думали о модернизации. Вам известно, что кое-кто из моих людей до сих пор пользуется тауэровскими мушкетами?

– Бурая Бесс выиграла не одну войну, – заметил герцог.

– Выиграла, сэр, в прошлом, сэр. Пятьдесят-сто лет назад. Один из моих офицеров с презрением отозвался об этом оружии и зашел настолько далеко, что сказал – конечно, в шутку, – что предпочитает добрый английский лук. Куда более хорошее, более точное оружие, чем мушкет. И скорострельность в четыре раза выше. И не выпускает дыма, который выдает местоположение солдата.

– Изумительная шутка, – бросил Пальмерстон, рассерженный подобным легкомыслием. – И что, всегда ваши офицеры столь дерзки?

– Редко. Этот уже не повторит свою дерзость. Он погиб в сражении под Платсбергом.

– Вы упомянули только об оружии, – сказал лорд Рассел. – Не хотите ли заодно возложить вину на нашу мораль, на нашу организацию, на нашу способность сражаться?

– Поймите меня правильно, сэр. Я профессиональный солдат профессиональнейшей армии мира – и горжусь этим. Но, проще говоря, сражение выигрывают пули. Если враг выпустит в меня десять пуль за то время, которое требуется мне, чтобы выпустить одну, тогда он стоит десяти солдат. Откуда следует, что в бою речь о равенстве уже не идет. Сто против ста означает, что моя сотня против их тысячи. Таким образом бой не выиграешь.

– Выучка, вот что главное, – возразил герцог. – Выучка и мораль. У нас есть мораль, выучка и решимость сражаться и победить в любом уголке мира. Нерешительные люди не смогли бы построить эту Империю. Мы никогда не проигрывали и всегда будем выигрывать в будущем. Эту маленькую заминку мы преодолеем. Враг будет побит, и мы одержим победу. Нам доводилось проигрывать сражения, но мы никогда не проигрывали войны. Временная заминка ведет к будущей победе. Если враг будет молить о мире, мы можем снизойти к нему. Но только с тем, чтобы в будущем вернуться еще большими силами. В конце концов нас ждет триумф.

Он сердито огляделся, ожидая, когда кто-нибудь возразит.

Воцарилось тягостное молчание, и все с радостью восприняли объявление о прибытии Ее Величества. Обернувшись, они поклонились, когда она прошла к своему трону. Королева Виктория оделась во все черное, с черными перчатками и черной вуалеткой: она оплакивает и будет вечно оплакивать своего любимого Альберта. С момента его смерти она все более и более опускается. Одутловатое лицо покрылось пигментными пятнами, она еще больше располнела. Придворные уже начали беспокоиться о ее рассудке. Королева кивнула герцогу Кембриджскому.

– Как я понимаю, это вы созвали данную встречу?

– Совершенно верно. Надо обсудить вопросы политики, и притом серьезные. Но сперва, если позволите, я бы хотел, чтобы вы лично услышали донесение о ходе этой войны, подействовавшее на меня, как не смогла бы подействовать никакая депеша или письменный приказ. Устный доклад человека, сражавшегося в этой войне. Полковника Дюпуя.

– Что ж, тогда говорите. Как идет война, полковник?

– Сожалею, мэм, но я принес только дурные вести.

– Я не сомневалась! – пронзительным голосом вскинулась она. – Последнее время чересчур много дурных вестей, чересчур много.

– Глубоко сожалею, что должен усугубить ваше огорчение. Уверяю вас, солдаты и матросы Вашего Величества сражались весьма доблестно. Но на суше у противника было превосходство в артиллерии, а в море невероятное превосходство в технике. Уверяю Ваше Величество, что отважные люди приложили все силы, храбрости у них хватало, но суть войны заключается…

Голос полковника охрип еще сильнее, и он прикоснулся к шее кончиками пальцев, будто хотел утихомирить боль. Королева подняла руку.

– Довольно! Этот человек ранен, ему нужна медицинская помощь, а не аудиенция королевы. Пусть полковнику помогут, позаботьтесь, чтобы он отдохнул. Нам больно видеть, что отважный человек, пострадавший за свою страну, находится в столь затруднительном положении.

Она молчала, пока полковник на дрожащих ногах пятился из комнаты, затем обрушилась на герцога:

– Вы имбецил! Вы привели этого человека сюда, чтобы смутить нас, чтобы доказать какую-то смутную, непонятную точку зрения, которая совершенно не ясна мне! Да будет вам известно, мы отнюдь не находим это забавным.

Ее гнев никоим образом не смутил герцога Кембриджского.

– Не смутную, дорогая кузина, а мучительно ясную. В этой войне мы зашли в тупик и несем большие потери на Северном фронте. Я хочу, чтобы ваш премьер-министр и его Кабинет очень хорошо усвоили этот факт. А у меня есть даже более дурные новости. Похоже, эта колониальная война распространяется. У нас имеются донесения о том, что полки Конфедерации присоединились к Союзу в нападении на наши войска.

– Этого не может быть! – воскликнула королева Виктория с исказившимся от гнева лицом.

– Это правда.

– Не могут же они быть так двуличны! Эта война разразилась из-за двух несчастных дипломатов, все еще находящихся в руках врага. А когда мы встали на их защиту, они повели себя коварно, как янки. Вы говорите, что они объединились, чтобы воспротивиться нашей воле?

– Объединились. Быть может, это из-за отвлекающей атаки, которую мы провели на юге страны. Теперь нам этого не узнать.

За этим несообразным заявлением последовало молчание: никто не осмеливался раскрыть рта. Историю пишут сильные мира сего. Герцог заговорил снова, спокойно и вежливо:

– Итак, познакомившись со всеми фактами, мы можем определить курс дальнейших действий.

– Терпению моему приходит конец, – взвизгнула королева. – Скажите мне, что происходит!

– Надо принять решение. Решение очень простое. Мир или – в противном случае – более кровопролитная война.

Королева никогда не отличалась терпением, а сейчас оно и вовсе подошло к концу, и она заверещала:

– Вы говорите о мире после унижения, которое мы претерпели? Вы говорите о мире с этими колониальными тварями, которые убили моего дорогого Альберта?! Неужели мы, величайшая империя всех времен, должны унизиться перед этими захолустными повстанцами, этими свиньями?!

– Нам вовсе нет нужды унижаться, но мы должны поразмыслить о мирных переговорах.

– Никогда! А вы, джентльмены Кабинета, вы слышали, что я сказала.

Лорд Пальмерстон помешкал, прежде чем ответить.

– Полагаю, я выражу общее мнение, когда скажу, что герцог высказал ряд сильных доводов…

– Да неужто?! – вскричала королева пронзительным голосом, побагровев от гнева. – Но как быть со страной, как быть с людьми и их желанием преподать этим выскочкам незабываемый урок? Я выражаю мнение народа, когда говорю, что о сдаче не может быть и речи! Надо ведь принять во внимание и такую вещь, как гордость.

Герцог Кембриджский склонил голову в знак подчинения ее воле.

– Конечно, мы не сдадимся. Но одной лишь гордостью подобную войну не выиграешь. Если мы не идем на мир, то должны укрепиться для новых усилий. На море нам нужны броненосные корабли, а на суше – современное оружие. Следует воззвать к Империи о помощи, о людях, о деньгах, которые нам нужны для создания вооруженных сил, без каковых нам не одержать окончательной победы.

Лорд Джон Рассел заставил себя заговорить:

– Ваше Величество, если позволите. Настал момент величайшего решения, и следует взвесить все факты, спокойно и хладнокровно. Я твердо убежден, что между правительством Вашего Величества и этими Соединенными Штатами не должно быть затяжного конфликта. Мы происходим от общего корня, говорим на одном языке. Несомненно, надо подумать и о мире, а не только о войне. – Поклонившись, он отступил назад.